Изготовление ключей всех видов
8 (800) 234-57-66, +7 (977) 755-00-50, 8 (495) 226-02-84
 
whatsapp    viber    instagram временно не работает в России    Telegram    VK

АРХИТЕКТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПАМЯТНИКИ - УСТЮЖНА. ЧЕРЕПОВЕЦ. ВЫТЕГРА.

А.А. Рыбаков

УСТЮЖНА. ЧЕРЕПОВЕЦ. ВЫТЕГРА


АРХИТЕКТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПАМЯТНИКИ

Светлой памяти Николая Васильевича Гуслистова


Русский Север давно привлекает общее внимание издревле сложившимися самобытными формами архитектуры и народного искусства. Его памятникам посвящено много специальных трудов и популярных изданий, вышедших за последние два столетия. Вместе с тем в истории культуры Северной Руси существует еще немало белых пятен, особенно в области изучения региональных особенностей северной архитектуры и изобразительного искусства. Практически выпали из круга внимания исследователей памятники деревянного зодчества, интересные, исторически сложившиеся ансамбли которого сохранились в ряде северных городов. 


К числу малоизученных в отношении художественной культуры северных регионов относится область древнего водного пути, соединявшего Великий Новгород и его северные владения со среднерусскими землями и Поволжьем. На протяжении многих веков в бассейнах Шексны и Мологи, на берегах Белого и Онежского озер сталкивались и вступали в сложное взаимодействие традиции местных финно-угорских и славянских культур Великого Новгорода и Ростова Великого, Москвы и Твери. В специфических условиях края под влиянием различных художественных воздействий рождались самобытные произведения местных зодчих, живописцев, резчиков, народных умельцев. Им и посвящается данная книга. 


Читатель, возможно, удивится, увидев в заглавии названия городов — Устюжна, Череповец и Вытегра. Череповец широко известен ныне благодаря гигантскому металлургическому заводу, созданному за годы послевоенных пятилеток, а об Устюжне и Вытегре, вероятно, не каждый и слышал. Какие там еще могут быть памятники? Автор надеется, что недоумение читателя рассеется после прочтения этой книги. 

Города, о которых пойдет речь, с глубокой древности являлись культурными и экономическими центрами обширных районов на важных водных путях Северной Руси, хотя Череповец и Вытегра и получили статус городов лишь в конце XVIII столетия. Они богаты своеобразными памятниками истории и культуры, которые, однако, мало кому известны вследствие их недостаточной изученности, тем более что многие из них открыты лишь в последние годы. Кроме того, Череповец и Вытегра представляют собой ценные памятники русского градостроительного искусства конца XVIII века. Это редкие примеры почти детального осуществления в натуре первых генеральных планов городов, разработанных и утвержденных Комиссией о каменном строении. На примере бурно разрастающегося за последние десятилетия Череповца интересно хотя бы в самых общих чертах проследить, как развиваются градостроительные идеи в наши дни, как решаются сложные задачи сочетания ансамблей исторического центра города с новой застройкой. 

Автор выражает глубокую признательность заведующему отделом культуры Устюженского райисполкома Н. И. Малиновскому и директору Устюженского краеведческого музея Е. С. Крукле, директору Череповецкого краеведческого музея Т. И. Сергеевой и научным сотрудникам музея 3. П. Агеевой и Т. П. Соболевой, директору Вытегорского краеведческого музея Т. П. Кисляковой и заведующей фондами музея М. П. Дмитриевой за помощь по сбору материала при работе над этой книгой. 


Особую благодарность приносит автор И. Я. Богуславской и Н. В. Перцеву за ряд ценных советов и указаний, касающихся памятников древнерусской живописи и народного искусства, а также М. И. Мильчику за указание некоторых архивных источников по истории Устюжны и Череповца.

УСТЮЖНА

Устюжна покоряет с первого взгляда. Некогда бывший главной кузницей Русского государства, город привольно раскинулся на живописных берегах быстрой Мологи и ее притоков Ижины и Ворожи. Устюжна, имеющая славную историю, во многом сохранила свой прежний облик. До нас здесь дошло немало памятников культуры и искусства прошлых эпох. 


Берега Мологи были освоены человеком в глубокой древности. В окрестностях Устюжны при раскопках встречаются фрагменты грубой ямочной керамики, уводящие нас в глубь тысячелетий, в далекую эпоху неолита. Памятники художественной деятельности обитавших тогда на берегах Мологи людей пока неизвестны, что, несомненно, следует отнести на счет недостаточного археологического обследования этого края. 


В более близкие к нам времена, в I — начале II тысячелетия н. э., здесь обитали финно-угорские племена. Определение специфических черт их культуры затрудняется недостаточным количеством археологического материала. Финно-угорское население моложского региона было знакомо с обработкой цветных металлов. В женском наряде здесь, как и в других местах обитания финно-угров, широко использовались украшения, отлитые из бронзы и свинцово-оловянистого сплава: двуглавые коньки, прорезные и полые уточки, разнообразные шумящие привески. В обобщенных формах древние художники с большим мастерством передавали характерные черты изображаемых животных и птиц.

«Коньковая» подвеска. XI—XII вв.

В символических знаках и образах прикладного искусства и мелкой пластики до нас дошли не всегда ясные отзвуки верований финно-угорских племен, их представлений о мире и о месте человека в нем, их понимания красоты, добра и зла. Обилие зооморфных мотивов указывает на их обостренное ощущение живой связи с окружающей природой, в первую очередь с животным миром, в прямой зависимости от которого находились благополучие и сама жизнь человека.


Изображение фигурок животных и птиц и обладание ими в представлении человека выявляло и утверждало тайную первозданную взаимосвязь живых существ и как бы гарантировало его право на участие и успех в борьбе за существование. Тем самым человек обретал законное прочное место в естественном жизненном процессе и в конечном счете достигал той духовной гармонии с окружающим миром, без которой его жизнь как мыслящего существа была бы невозможной.


В X веке на Мологе появляются славяне, оставившие в ближних и дальних окрестностях Устюжны множество курганов. Большая группа курганов у села Куреваниха при впадении реки Кать в Мологу была обследована в 1960-е годы археологом А. В. Никитиным. Эти раскопки дали ценный материал для изучения быта, обычаев, декоративно-прикладного искусства славянских первопроходцев.

По определению археологов, славянские захоронения на Мологе X—XI веков относятся в большинстве случаев к новгородскому типу (обложены кольцом из валунов, имеют под-курганную яму). В то же время при раскопках в курганах встречаются характерные для кривичей проволочные височные кольца, что говорит о смешанном словено-кривичском составе первого славянского потока. Предметы, извлеченные археологами из курганов Куреванихи, красноречиво свидетельствуют о широких экономических и культурных связях древних славян. Особый интерес представляет ожерелье из крупных серебряных бус с зернью и витой серебряный браслет, по-видимому, работы киевских мастеров, а также литые прорезные серебряные подвески так называемого гнездовского типа с изображением фантастического зверя с раскрытой пастью, близкие к скандинавским украшениям X—XI веков. Здесь же обнаружены византийский брактеат (серебряная монета, чеканившаяся лишь с одной стороны) конца X столетия, саманидские монеты X века.


В комплексе славянских женских украшений X — начала XI века, как правило, отсутствуют зооморфные декоративно-символические шумящие привески, они появляются позднее, в XII—XIII столетиях. Было высказано предположение, что возникновение и распространение анималистических и солярных амулетов-оберегов в славянском быту являлось выражением своеобразного протеста против насильственно вводившегося христианства. При этом, очевидно, немаловажную роль сыграла культура местных финно-угорских племен, с которыми в этот период славяне вошли в тесное соприкосновение и у которых процветали анималистические культы. 


По археологическим данным, заселение северо-восточных земель в X—XIII веках осуществлялось славянами, по преимуществу язычниками. Но, в отличие от местного финно-угорского населения, они в развитии религиозных воззрений к тому времени в значительной степени миновали стадию анимализма, в их представлениях уже существовал пантеон антропоморфных божеств. Поэтому, если некоторое оживление древних анималистических и космогонических культов в их искусстве в XI—XIII столетиях и имело место, то оно объясняется, с одной стороны, процессами ассимиляции финно-угорских аборигенов и, с другой стороны, возникшей под влиянием финно-угорской культуры своеобразной «новой модой», причем изначальная символика всех этих коньков и уточек, очевидно, уже не всегда ясно осознавалась. Этнографическими и антропологическими исследованиями с очевидностью установлен факт несомненного участия финно-угорского компонента в современном этническом составе русского населения Севера. По-видимому, именно благодаря этому обстоятельству зооморфные символы в сочетании с разнообразными символами солнца и Матери-земли и получили впоследствии такое яркое и всеобъемлющее развитие в крестьянском искусстве Северной Руси, в том числе и на территории бывшего Устюженского уезда. 


Река Молога в древности служила одним из кратчайших и удобных водных путей из Новгородской земли на верхнюю Волгу, откуда голубые дороги вели на юг, на север и на восток. Некоторые археологи считают, что новгородская колонизация Белозерья осуществлялась именно по Мологе. Но по мере усиления Ростово-Суздальского княжества и продвижения «низовских» славян на Север по Шексне и Мологе моложский путь на Волгу для новгородцев постепенно оказался закрытым. 


К тем далеким временам соперничества и междоусобных войн между Ростово-Суздальской землей и Великим Новгородом и относится основание города Устюжны. Не раз Молога и верховья Волги становились ареной кровопролитных сражений новгородцев и суздальцев. После смерти Владимира Мономаха, по выражению летописца, «възмутилася земля Русская». Новгородцы опасались, и не без оснований, усиления «суждальцев» и в XII столетии частенько беспокоили их своими набегами. Под предводительством князя Всеволода они дважды нападали на ростовские земли в 1134—1135 годах. Опустошительный поход совершили они на Верхнее Поволжье в 1148 году, когда 7000 человек было уведено в плен и разрушено шесть городов. Неоднократно грабили Поволжье новгородцы и позднее. Суздальские князья не оставались в долгу и не раз водили свои полки на новгородские городки Волок Ламский, Новый Торг, Бежецкий Верх и даже под стены самого Господина Великого Новгорода. 


На правом берегу Мологи, у впадения в нее Ижины, на западной окраине современного города, до сих пор возвышается поросшее старыми соснами древнее устюженское городище. Оно имеет в плане прямоугольные очертания. Высокий вал ограждал территорию города у Ижины. Сторона, обращенная к Мологе, была открытой. Археологическим исследованием городища установлено, что поселение здесь возникло в XI веке и просуществовало около двух столетий. Вал устроен с применением обожженной глины. По его верху шло деревянное укрепление — рубленая стена или тын. Сравнительно небольшая территория городища указывает на то, что население его было немногочисленным. 


При раскопках на городище обнаружены изделия из железа, кости, кожи. Из них заслуживает внимания костяная рукоять, покрытая резным орнаментом, состоящим из поясов наклонных линий и точечных углублений в кружках. По результатам раскопок руководивший ими археолог А. В. Никитин пришел к выводу, что городище было возведено славянами. В археологическом комплексе финно-угорских элементов не обнаружено, что свидетельствует о характерном для данного региона отсутствии тесных связей между славянами и местными финскими племенами в начальном периоде колонизации. Но кто из славян был первым «насельником» Устюжны? Были ли то новгородские словене, курганы которых встречаются в верховьях Мологи, или же то были кривичи, пришедшие с верхней Волги? Кто и от кого защищался за этим валом и за этими стенами? Материалы раскопок городища не дают однозначного ответа на эти вопросы. 


В новгородских летописях Устюжна первый раз упоминается под 1340 годом: «А из Новагорода ходивше молодци, воеваша Устюжну и пожгоша; нь угонивше, отъимаша у лодеиников полон и товар». Из этого сообщения летописца видно, что Устюжна для Новгорода в середине XIV века была чужой территорией, объектом разбойных нападений новгородских ушкуйников. Сам по себе факт отсутствия упоминаний в новгородских летописных и актовых текстах XI—XII столетий о землях по Мологе как о своих достаточно убедительно говорит о том, что вряд ли новгородцы строили город на Мологе. Восточнее Веси Егонской (ныне город Весьегонск) их территориальные претензии в этом районе не заходили. 


Значительно раньше упоминается Устюжна в летописании Ростово-Суздальской земли. В одной из угличских летописей среди городов, подвластных угличскому князю Роману, княжившему до середины XIII века, упоминается «Юстюг Железный». В этом сообщении явно совмещены названия двух городов — Устюга Великого и Устюжны Железопольской. Несомненно, что в данном случае речь идет об Устюжне, поскольку угличский князь не имел никакого отношения к Великому Устюгу и Железным Устюг никогда не именовался. 


Из сопоставления летописных известий и материалов археологических раскопок представляется вероятным предположение, что основателями древней Устюжны были славянские выходцы из Ростово-Суздальской земли. Новгородские выступления против «суждальцев» приобрели активный характер лишь в 30-х годах XII века. Возведение города раньше этого времени, еще в XI столетии, возможно, было связано вначале с недружественным отношением к пришельцам со стороны местных весских племен. 


Как показали археологические раскопки, устюженское городище является памятником однослойным. По каким-то причинам в XII столетии жители ушли из этого укрепленного места и больше сюда не возвращались. Лишь в конце XVI — начале XVII века на короткий период городище было заселено, но с окончанием Смутного времени оно опять опустело. Возможно, уход жителей с городища в XII веке был связан с разорением его новгородцами. Летописец не указал названия городов, взятых на щит новгородцами в 1148 году на верхней Волге и на Мологе. Среди них могла быть и Устюжна. Упоминание ее в числе владений угличского князя Романа свидетельствует о том, что к середине XIII века город был восстановлен. 


Устюжна в ту пору была малоприметным городом и не часто удостаивалась внимания летописцев. Расположенный в дальнем углу Ростово-Суздальской земли и служивший своеобразным замком, запиравшим Мологу для новгородцев, маленький далекий городок не принимал особенно активного участия в событиях русской истории тех лет. 
В XIV столетии Устюжна дважды появляется на страницах летописей, и оба раза в связи с набегом новгородских молодцев. В 1340 году новгородцы неожиданно напали на Устюжну, взяли «полон» и товары и сожгли город в отместку за притязания только что умершего великою князя Ивана Даниловича Калиты получить с них «закамское серебро» и за его походы на Бежецкий Верх и в Заволочье. К этому времени Устюжна в составе Угличского княжества отошла уже к московскому великому князю в качестве «купли» Ивана Даниловича. Опомнившись, устюженцы нагнали новгородских лодейников, разгромили их и отобрали все награбленное. 


В конце XIV века у Новгорода вновь вышло «розмирье» с Москвой. За отказ новгородцев подчиниться власти московского митрополита великий князь Василий Дмитриевич «взя у Новагорода пригород Торжок с волостьми, и Волок Ламьскыи, и Вологду, и волостии много повоева». В ответ на это новгородцы в 1393 году «взяша у князя великого Устьюг город, Устижно, и много волостии поимаша». Такие набеги приносили жителям древнерусских городов неисчислимые беды. Сообщение об очередном конфликте великого князя с Новгородом летописец дополняет горестным замечанием: «И в то время с обе стороне кровопролитья много учинилося». 


Дальней угличской волостью остается Устюжна и в XV столетии. Углич с округою в этот период относится к последним по степени городам и отдается во владение обычно младшим сыновьям — наследникам великого князя. В 1389 году Углич «со всем» унаследовал четвертый сын Дмитрия Донского Петр Дмитриевич. После смерти Василия Темного угличские волости принадлежали его третьему сыну Андрею Большому. В составе угличской волости упоминается Устюжна в духовной Ивана III, по которой она передавалась его третьему сыну Дмитрию. Сам Углич считался тогда глухой окраиной великого княжества Московского и наряду с Вологдой служил местом ссылки опальных князей. В середине XV века Углич неожиданно оказался в центре кровопролитной борьбы за престолонаследие; с 1436 по 1446 год здесь побывали в ссылке Дмитрий Шемяка, а потом и сам Василий Темный. В эти годы мимо Устюжны мчались гонцы от одного князя к другому, проносились княжеские дружины. Где-то в устье Мологи и в костромских лесах звенели мечи и пели стрелы, но Устюжну, как тогда говорили, «бог миловал». 


Первые достоверные и довольно подробные сведения об Устюжне содержатся в сотной выписи из книги «письма и меры Ильи Ивановича Плещеева да Григорья Зубатово Никитина сына Беспятово» 1567 года. Описание Устюжны Плещеевым было сделано, вероятно, в связи с отдачей Иваном Грозным Устюжны «в кормление» жене умершего брата Юрия Ульяне Дмитриевне в 1564 году. 


По сотной 1567 года Устюжна предстает большим неукрепленным торгово-ремесленным посадом, раскинувшимся по берегам Мологи, Ворожи и Ижины и занимавшим почти всю территорию современного города. На посаде 2 площади, 11 улиц с переулками. Город делился на концы и чети. Всего в Устюжне числилось 976 дворов, 2 монастыря со слободками, 18 церквей. На Торговой площади в двух рядах насчитывалось 124 лавки. Здесь же находились изба таможенная, земский двор, тюрьма. На Дмитриевской улице стояли пришедшие уже в ветхость строения дворов наместника и тиуна. У старого городища по обоим берегам Мологи раскинулась рыбачья слободка. В Мологе ловились осетры, севрюга, стерлядь и отправлялись в Москву к царскому двору. 


Главное занятие посадского населения составляли ремесла, связанные с обработкой кричного железа. Одних только кузнецов, не считая молотников, котельников и гвоздарей, здесь было 77 человек. По числу ремесленников, занятых обработкой металла, Устюжна в XVI столетии занимала в Московской Руси одно из ведущих мест. Не приходится сомневаться в том, что варка кричного железа из добываемой в окрестностях болотной руды и его обработка была развита здесь и в предшествующие века. Не случайно в первом летописном упоминании Устюжна названа «Юстюгом Железным». Но вместе с тем отсутствие близкого и емкого рынка сбыта продукции, самый характер вотчинного производства, направленного прежде всего на удовлетворение потребностей вотчины, ранее сдерживали превращение Устюжны в северный металлургический центр Московской Руси. Только по мере сложения общерусского рынка с укреплением и развитием экономических связей между разъединенными прежде удельными княжествами в XVI веке появились благоприятные условия для расцвета устюженского железного промысла. 


Все строения Устюжны в середине XVI века были деревянными и до нас не дошли. Среди жилой застройки выделялись здания двух монастырей, которые располагались по берегам Ворожи недалеко от ее впадения в Мологу. В монастыре Рождества богородицы были две деревянные церкви: холодная Рождества богоматери «на взмосте» с приделами Георгиевским и Флора и Лавра, теплая Иоанна Милостивого, «древяна клетцки». По преданию, церковь Иоанна Милостивого построена еще Иваном Васильевичем III из царской казны. Отдельно стояла колокольня с часами. На монастырском дворе размещались деревянные игуменские и братские кельи. За мостом через Ворожу располагался Ильинский мужской монастырь. В нем также стояли две деревянные церкви — холодная Ильинская «древяна вверх, с папертью», и теплая Воскресенская. На старом городище в середине XVI века находилась деревянна Крестовоздвиженская церковь. По местному преданию, во времена язычества на этом месте помещалось капище Купалы, церковь же здесь была воздвигнута повелением Ивана Грозного. По обеим набережным Мологи над «хоромами» посадского люда возвышались еще несколько деревянных церквей. 


К концу XVI века Устюжна переживала период общего упадка. Население Устюжны поредело более чем в два раза. На посаде оказалось много пустых дворов и большое количество пустых мест. Из 976 дворов, насчитывавшихся в середине века, осталось всего 210. Причиной такого запустения посада была опустошительная эпидемия 1570 года. 


С началом событий Смутного времени северные города оживляются, растет численность населения, укрепляется их экономическое положение, что было связано с притоком населения из районов средней и западной Руси, где развертывались военные действия. Однако скоро война докатилась и до Устюжны. Подобно жителям многих русских городов, устюженцам с оружием в руках пришлось отстаивать родной город от польско-литовских захватчиков. Они проявили в этой борьбе незаурядную храбрость и готовность к самопожертвованию. Устюжна вошла в число немногих городов и крепостей, устоявших тогда под натиском врага, и с полным правом гордится этой славной страницей в своей истории. 


В декабре 1608 года гонец доставил в Устюжну письмо от белозерцев с призывом главы свои положить, а полякам и литовцам не сдаться. Устюженцы с воодушевлением восприняли послание белозерцев и отправили в Белозерск ответ с уверениями о готовности к борьбе. Первым ратным подвигом устюженского ополчения было уничтожение тушинского отряда, собиравшего корма и подати в Усть-Реке. Тем временем подошло подкрепление из Белозерска. 


Устюженцы деятельно взялись за укрепление города. Одни возводили стены, другие копали рвы, третьи отливали пушки, пищали, изготовляли ядра, дробь, «подметные каракули» и копья. Из Новгорода прислали достаточно пороху. Пришло подкрепление из Чаронды. В течение месяца вокруг посада была возведена деревянная оборонительная стена с башнями, а перед ней — ров и надолбы. 


Вскоре стало известно, что к Устюжне приближается пан Микулай Касаковский, «собравши силы неисчетное множество». Утром 3 февраля 1609 года караульщики с Благовещенской и Дмитриевской башен заметили вражеский авангард и подняли тревогу. Час спустя «литва, и поляки, и черкесы, и немцы, и татарове, и казаки запорожские, и многих градов русские воры со многими прапоры аки дождь напустиша к острогу изгоном, клич велик испустиша и в резные пискове вострубиша, аки зли волцы скачуще и яко змии аспиды шипяху, поглотити хотяще весь град…» Первый приступ неприятеля устюженцы успешно отразили выстрелами со стен из пушек и пищалей. 


Ночь прошла во взаимных приготовлениях к бою, а ранним утром 4 февраля тушинцы вновь приступили к осаде «со всякими стенобитными козньми». Устюженцы храбро защищались, но, видя неубывающие полчища яростно атакующих врагов, начали уставать и падать духом. По преданию, в эту трудную минуту им помогла вынесенная на стены местная икона богоматери Одигитрии. Отразив очередной приступ, воодушевленные защитники города предприняли удачную вылазку и захватили вражескую пушку. Тушинцы побежали и больше не появлялись. Устюженцы праздновали победу. Небольшие неприятельские отряды появлялись под стенами города и позднее, но захватить его им не удалось.

Холодное оружие
работы устюженских
кузнецов. XVII в.

Годы Смутного времени оставили на Устюжне суровые следы. В 1619 году на посаде было всего 43 двора. Из жителей — кто погиб в сражениях, кто от нищеты и голода ушел неведомо куда. Только к середине XVII века посад оправился от потрясений и вновь отстроился, стал по-прежнему ремесленным и торговым центром округи. В 1649 году здесь было уже 332 двора. Вновь застучали молоты кузнецов и молотобойцев, вновь мелодичным звоном отбивали время часы соборной колокольни. 


В одной из воеводских отписок XVII века сообщалось, что «пролегли-де через Устюжну дороги с Москвы к Тихвине и из Дмитрова, и ис Кашина, и с Переяславля, и з Городецка, и с Углеча, и из Романова и с Мологи и из иных изо многих городов». С развитием торговых связей оживились устюженские ярмарки. Изделия устюженских мастеров — скобы, гвозди, железо прутовое, ломы, кирки, лопаты — появились в Москве, Твери, Костроме, Тихвине, Казани и во многих других русских городах. В Устюжне выполнялись значительные государственные заказы на поставку ядер, пищалей, дроби. Большими партиями закупали здесь железо крупные монастыри (Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Тихвинский, Иверский). 


Облик посада к этому времени изменился мало. Все постройки по-прежнему были деревянными. Есть сведения о том, что в начале 30-х годов XVII столетия в Устюжне сооружалась новая городская стена. Но были ли доведены эти работы до конца и долго ли просуществовала стена, достоверных сведений не имеется.


Посадские люди жили, как можно судить по дошедшим описаниям, в небольших одноэтажных домах, обнесенных забором. Во двор вели большие ворота для въезда на лошади и калитки для прохода людей. За домом устраивался огород. Тут же располагались разные хозяйственные постройки. В одной из купчих, датированной 1668 годом, например, перечисляются следующие дворовые строения: «…хором: изба, да против избы сени, в столбах забор, да клеть на подклете, да баня, а на бане сарай в столбах, да на улицу ворота щит с вереями, да позади двора огород…» Несколько отличен по постройкам двор, купленный в 1657 году одним из жителей города: «…А на дворе хором: горница с потклетом, да против горницы повалыша, а меж горницею и повалышею сени с крыльцом, да баня, да на улицу воротца, а огород позаде двора…»

 

До конца XVII века Устюжна входила в состав Угличского уезда. В 1685 году, выделившись оттуда, она стала центром вновь создавшегося Устюженского уезда. Официальное утверждение города в качестве административного центра округи способствовало его процветанию. 

Сооружаются каменные храмы. В конце XVII века в Устюжне были возведены две величественные каменные церкви, которые сохранились до наших дней, — собор Рождества богородицы и церковь Казанской богоматери. 

Рождественский собор был построен на берегу Ворожи, недалеко от впадения ее в Мологу. Речка Ворожа разделила правобережную, более древнюю, часть Устюжны почти пополам. На одной ее стороне образовалась Соборная площадь (ныне пл. Жертв Революции), на которой и был воздвигнут храм Рождества богородицы, а на другой, прямо напротив собора,— Торговая площадь (сейчас пл. 25 Октября), являвшаяся торгово-ремесленным центром Устюжны. 

На западной стене Рождественского собора укреплена доска с надписью темперными красками, в которой сообщается, что строительство храма было начато 30 мая 1685 года, а освящение состоялось 6 сентября 1690 года. Каменное здание было возведено на месте сгоревшей в 1677 году деревянной Рождественской церкви. К каменному «холодному» храму в 1721—1730 годах с западной стороны был пристроен теплый храм с приделами Иоанна Милостивого, Благовещения, Георгия, Зосимы и Савватия. 

Собор Рождества богородицы в плане квадратный, с восточной стороны примыкает трехчастная алтарная апсида округлых очертаний. Пять стройных барабанов собора, из которых лишь центральный является световым, увенчиваются луковичными главами изящного силуэта. Оконные проемы двухсветного четверика и алтарной апсиды обрамлены наличниками сложного профиля с традиционным завершением в виде двух кокошников с килевидным подвышением между ними. Углы четверика обработаны спаренными полуколонками, фасады завершаются ложными закомарами.

Собор Рождества богородицы, 1685—1690

 

Кровельные свесы украшены подзорами из просечного железа. Барабаны декорированы аркатурными поясами.


В интерьере два столба поддерживают коробовые своды с распалубками. Световой барабан поднимается над системой подпружных арок и парусов. С трех сторон в собор ведут перспективные порталы с килевидным завершением архивольт. Пол выложен белокаменными плитами. С внутренней стороны входы прикрывались массивными железными дверями, изготовленными местными кузнецами. 

Имена строителей собора остались неизвестны, но, судя по мягкой пластике форм и особенностям декора, ими, скорее всего, были ярославские мастера. Их постройки этих лет и по композиции объемов, и по рисунку деталей близки Рождественскому собору в Устюжне. Что же касается приделов, то известно, что они возведены каменщиками из Ярославского уезда — Василием Назарьевым и Михаилом Гавриловым «со товарищами». 

Позднее, в XIX веке, луковицы глав собора были вызолочены. В летнюю солнечную погоду они сияли над утопающим в зелени городом и были видны за много верст. 

Интерьер устюженского собора был богато убран при участии лучших московских мастеров конца XVII столетия. Главным украшением интерьера поныне является великолепный резной золоченый иконостас. Он состоит из пяти ярусов— местного, праздничного, деисусного, пророческого и праотеческого. Завершают иконостас клейма с изображением «страстей» и резное «Распятие». Иконы верхних ярусов современны резьбе иконостаса, в местном ряду сохранилось несколько более древних произведений. 

Исполнение живописи для иконостаса Рождественского собора было заказано мастерам Оружейной палаты и велось одновременно с завершением строительства собора. Об этом свидетельствует одна из центральных икон местного ряда «Спас Вседержитель», написанная ведущим мастером Оружейной палаты Кириллом Улановым в 1688—1689 годах. На нижнем поле иконы сохранилась авторская подпись: «Лета 7197 писал сий образ великих государей жалованный иконописец Кирилл Иванов сын Уланов». К подножию Спаса, восседающего на золотом престоле, припадают Иоанн Предтеча и апостол Петр — соименные святые царей Иоанна и Петра Алексеевичей. 

Несомненно, мастерами Оружейной палаты были созданы еще две иконы местного ряда — «Успение» с «восхищенными» апостолами на облаках и «Никола Зарайский» с шестнадцатью житийными клеймами. По стилистическим особенностям и характерным чертам исполнения можно предполагать, что «Успение» написано Тихоном Филатьевым, а «Никола Зарайский» — Иваном Безминым, работавшими в те годы в иконописной мастерской Оружейной палаты. Этим произведениям присущи светлый холодноватый колорит с преобладанием разбеленных зеленоватых и розовых тонов, с обилием золотого орнамента. В соответствии с эстетическими принципами раннего русского барокко в плоскостную композиционную схему мастерски вплетаются элементы перспективного изображения пространства, особенно в архитектурных построениях. В сцены вводится множество любопытных реалий, окружающий персонажей предметный мир приближается к реальной земной обстановке. Так, в сцене явления Николы и Ильи узникам в темнице воспроизводится картина русской средневековой тюрьмы, здание которой с решетчатой дверью обнесено высоким тыном из заостренных бревен. В тюремный двор ведет маленькая калитка на кованых петлях, рядом стоит будка привратника. Но при этом фасад тюрьмы украшен роскошными пилястрами и аттиком. 

В киоте на левом столбе храма помещалась еще одна икона работы Кирилла Уланова — «Богоматерь Боголюбская» с предстоящими. Среди предстоящих изображены Иоанн Милостивый, Георгий, Меркурий, Зосима и Савватий и другие. На нижнем ее поле также имелась надпись (она не сохранилась) о том, что икона написана в 1689 году Кириллом Улановым. Помещение среди предстоящих святого Меркурия, несомненно, свидетельствует о причастности Меркурия Гавриловича (уроженца Устюжны, духовника царей Иоанна и Петра Алексеевичей) к созданию соборного иконостаса и к привлечению для этой работы царских мастеров. 

Живопись икон праздничного, деисусного, пророческого и праотеческого рядов иконостаса по особенностям манеры исполнения напоминает произведения Карпа Золотарева и его учеников (в частности, их иконы для московской церкви Покрова в Филях). От традиционных иконописных приемов здесь остались лишь локальный цвет да композиционная схема. Плотные, тяжелые, приземистые фигуры персонажей обладают уже вполне земной ощутимой материальностью. Темный коричневый колорит, округлые розовые лики, тяжелые складки тканей на дорогих одеждах и завесах, разделение композиции на планы, стремление передать фактуру материалов — все это свидетельствует о кардинальных изменениях в мировосприятии художников. Ценность земного бытия утверждается в этих произведениях еще с наивной, но напористой убежденностью. Появляются такие небывалые прежде в русском изобразительном искусстве детали, как сучки на изображении «животворящего» креста в композиции «Воздвижение креста», вазы с цветами на первом плане в «Благовещении», крытый соломой хлев в «Рождестве Христовом». Это говорит об активном освоении мастерами художественных принципов барокко и предвозвещает будущий расцвет русского «мирского» искусства XVIII века. 

Три иконы местного ряда — «Троица», «Воскресение» и «Преображение» — были созданы в первой четверти XVII века, видимо, сразу после событий Смутного времени. Поля этих икон написаны охрой слегка зеленоватого оттенка, фоны выполнены золотом. Композиция этих икон уже значительно усложнена введением дополнительных сцен, развивающих повествовательную канву сюжета: в «Преображении» появились сцены принесения Илии и Моисея ангелами, восшествия Христа с учениками на Фаворскую гору и нисхождения их; в «Воскресении» изображается торжественное шествие пророков и праотцев в отверстые двери рая, введены сцены из истории о раскаявшемся разбойнике, композиционным центром становится фигура Христа, восставшего из гроба. Однако в них еще нет того обилия персонажей и декоративного узорочья, которые появляются в русской иконописи к концу XVII века. Высокий уровень исполнительского мастерства и использование золота на фонах, нимбах в этот трудный для русского государства период заставляет предполагать, что и эти иконы также появились в Рождественском соборе не без участия «государева» двора и лучших придворных мастеров. 

При устройстве нового иконостаса иконы старого деисусного чина были размещены на западной стороне собора. Такое внимание к иконам прежнего иконостаса — случай довольно редкий в ансамблях интерьеров XVII века. После удаления позднейших записей открылась оригинальная живопись начала XVII века. Фигуры святых удлиненных пропорций с большим мастерством и изяществом вписаны в поле иконы. Санкирь личного письма на этих произведениях отличается особой рдеющей глубиной теплого красноватого оттенка. Плотное желтоватое вохрение с активным выявлением пробелов приближает живопись ликов к чеканному делу. Особое внимание мастеров к красоте пропорций и силуэтов, применение дорогих и высококачественных материалов — киновари, голубца, золота, тонких и прочных белил, золоченой басмы, гравированных нимбов — все это признаки того, что перед нами произведения изографов высокого класса, которые в это время могли работать только в крупнейших столичных мастерских. Ближайшая аналогия для деисусного чина устюженского Рождественского собора обнаруживается в Ризположенской церкви Московского Кремля, где живопись иконостаса была выполнена в 1627 году выдающимся мастером начала XVII века Назарием Истоминым с артелью. 

Самыми древними иконами в местном ряду иконостаса Рождественского собора являются знаменитая «чудотворная» икона «Богоматерь Одигитрия» с клеймами земной жизни богоматери и «Рождество богоматери» с такими же клеймами. На особо почитавшейся иконе «Богоматерь Одигитрия» имелась серебряная вызолоченная риза, сделанная бежецким мастером Иваном Татыковым в 1821 году. Икона была усыпана драгоценными камнями. 

Открывшаяся после проведенных реставрационных работ живопись иконы отличается свободной и легкой манерой, прозрачностью красочного слоя, тонко сгармонированным колоритом — на фоне желтоватых и розоватых «горок» выделяются голубые, киноварные и белые пятна «риз» и «палат». Особенности колорита, композиции и рисунка, пропорции иконы и клейм указывают на то, что она была написана, по-видимому, во второй половине или в конце XV века в традициях поздней ростовской, а точнее, верхневолжской школы живописи одним из выдающихся ее представителей. Не противоречит такой атрибуции памятника и указание сотной 1567 года на то, что уже тогда эта икона почиталась как чудотворная. 

Также весьма ценилась жителями Устюжны икона Рождественского собора «Рождество богоматери» с клеймами. Она тоже находилась под серебряной ризой, как и «Богоматерь Одигитрия», и близка ей по манере исполнения. Как показали пробные раскрытия, живопись этой иконы создана мастером того же круга или той же мастерской, к которым принадлежал и мастер «Одигитрии». Клейма «земной» жизни богоматери почти идентичны на обеих иконах как по композиции, так и по живописи. 

В 1759—1764 годах убранство интерьера Рождественского собора обогатилось высокохудожественной лепкой и живописными клеймами на сюжеты сотворения мира, деяний апостольских и Апокалипсиса. Лепные тяги, розетты и арабески украсили своды и подпружные арки. Клейма, написанные живописцем Андреяном Трофимовым, были обрамлены горельефной лепниной с излюбленным в искусстве рококо мотивом раковины. На столбах со стороны главного входа в храм появились лепные композиции геральдического характера с изображением летящих ангелов. 

Некоторые изменения в интерьере собора были сделаны в первой половине XIX столетия. В основном они касались местного яруса иконостаса, где старая резьба и царские врата были заменены золоченым и посеребренным бронзовым декором. Эту работу выполнил в 1822—1834 годах бежецкий бронзовых дел мастер Иван Тыранов. Поновлял иконы в 1834 году устюженец Яков Бельтенев, а в 1849 году — бежецкий мастер Василий Степанов. Предалтарную железную решетку выковали и поставили в 1835 году устюженские кузнецы Михайла Сосин и Аким Меркульев. 

В настоящее время в Рождественском соборе размещается Устюженский краеведческий музей. В коллекциях музея собраны многочисленные экспонаты, рассказывающие о богатой событиями истории Устюжны, о культуре и быте посадских людей и крестьянства уезда в различные эпохи, о богатом и своеобразном народном искусстве края. 
Большой интерес представляет собрание памятников древнерусской живописи музея. Хотя эта коллекция сравнительно невелика, она имеет чрезвычайную ценность, проливая свет на пути развития искусства в этом уникальном районе тесного соприкосновения различных художественных традиций и их сложного взаимовлияния. 

К самым ранним произведениям живописи в собрании Устюженского музея относится икона «Борис и Глеб» XV века. Популярные в древности русские святые изображены в рост на светлом желтом фоне лимонного оттенка. На головах у них княжеские шапки, опушенные мехом, на плечи накинуты плащи. «Ризы» Бориса и Глеба написаны звучными красками с использованием тонкотертой киновари теплого оттенка и красивой изумрудной зелени, похожей по цвету на малахит. По темноватому санкирю положено неяркое розоватое вохрение без активных белильных движков. Светоносная сила чистых красок, нанесенных легким прозрачным слоем, была особенно характерна для произведений, создававшихся мастерами верхней Волги и Пошехонья, к кругу которых, очевидно, и принадлежал автор «Бориса и Глеба». В то же время в иконографических особенностях этого произведения, в лаконизме изобразительного языка явственно ощущаются отзвуки новгородской художественной школы, особенно в том ее варианте, который развивался на территории северо-восточных волостей Новгорода. 

В конце XV — начале XVI века в Устюжне возникает целая группа произведений, которая позволяет предполагать существование здесь в это время довольно крупной мастерской со своей устойчивой традицией. К самым ранним памятникам относятся «Богоматерь Одигитрия» и «Рождество богоматери» из местного ряда соборного иконостаса. Развитием этого направления стали иконы, созданные для близлежащих церквей — «Покров» для Покровской церкви Устюжны, «Параскева Пятн ца» с житийными клеймами для Даниловской церкви. К ним примыкает и «Чудо Георгия о змие» с житийными клеймами, вероятно, из Георгиевского придела Рождественского собора. Они исполнены разными мастерами примерно на протяжении полувека. 

Все иконы этой группы написаны на одинаково обработанных липовых досках с узкими боковыми полями. Привлекает внимание необычная популярность иконографического цикла «земной жизни» богоматери. Памятникам этого круга свойственна свободная, подвижная художественная форма, легко и непринужденно рождающаяся под рукой мастера, обладающая особой живописной пластичностью. Они проникнуты личностным восприятием духовных ценностей, христианской символики. Наконец, весьма примечательной и существенной особенностью живописного языка этих памятников является своеобразная трактовка традиционных в иконописи «горок»: довольно широкие и плоские лещадки завершаются округлыми белильными движками, напоминая отпечаток человеческой стопы, а их основания более или менее активно выделяются чередованием голубых и киноварных «теней». 

Своим живописным решением особенно выделяется икона «Чудо Георгия о змие». Георгий, как обычно в иконографии сюжета, изображен в виде всадника, побеждающего «змия»-дракона. Но в данном случае показан не самый бой героя с чудовищем: событие представляется в его дальнейшем развитии. Дракон уже побежден, и царевна ведет его, усмиренного, к стенам города. Победоносный Георгий, гарцуя на вороном коне, словно позирует для парадного портрета. Если повнимательнее присмотреться, то среди красно-голубых горок можно заметить пасущихся коров, от удивления вытянувших шеи, и тявкающую собачонку. В восемнадцати житийных клеймах подробно повествуется о мученичестве Георгия и его посмертных чудесах. Некоторая напряженность в композиционном решении сцен, особенно в клеймах, а также появление глуховатых зеленых тонов свидетельствует как об очередном этапе в развитии творчества устюженских мастеров, так и об индивидуальной творческой манере автора этого замечательного произведения. 

В живописи Устюжны середины XVI века прослеживаются определенные преемственные связи с искусством мастеров конца XV — начала XVI столетия. В собрании Устюженского музея имеется уникальный памятник живописи со столь редкой в XVI веке авторской датирующей подписью — икона «Никола» с восемнадцатью житийными клеймами. В киноварной подписи по нижнему полю иконы сообщается: «Лета 7048 [15401 сотворена бысть сия икона при благоверном великом князе Иване Васильевиче всея Руси п[ри митро]полите Макаре поставление…» В колорите иконы, как и прежде, значительную роль играет светлый желтоватый фон, некоторые детали написаны в той же прозрачной акварельной манере, основания «горок» местами также подчеркнуты киноварными полосками. Но, пожалуй, более заметны отличия этой иконы от устюженских памятников предшествующей эпохи, которые выражаются в значительном увеличении размеров фигур, в нарастании композиционной статуарности, репрезентативности, в изменении палитры с введением иных, зеленых и коричневых красок. 

Одним из немногих выявленных в последнее время произведений местных иконописцев XVII века является икона «Сошествие святого духа», написанная в 1687 году. Она примечательна главным образом тем, что в нижней части композиции, по-видимому, изображен заказчик с женой и детьми. 

С произведениями Кирилла Уланова мы познакомились в Рождественском соборе, но мастер работал в Устюжне не только для этого храма. Из церкви Петра и Павла происходит большая торжественная и, можно сказать, программная для Уланова икона «Троица ветхозаветная», написанная, как указано в подписи на нижнем поле, в 1690 году. Иконография рублевской «Троицы» к тому времени претерпела значительные изменения, ярко отразившиеся в произведении Кирилла Уланова. Условные палаты Авраама в левой части композиции превратились в сказочный город с высокими теремами, крытыми переходами и островерхими башнями. Одна из палат у Уланова завершается даже чем-то  вроде античной ротонды с колонками. Прежнее скромное деревцо (скорее символ дерева) разрослось в развесистый дуб. Горка правой части иконы превращена в скалистую гору, поросшую травами и кустами. Центральный сюжет произведения — явление Аврааму бога в виде трех ангелов — дополняется и усложняется сценами встречи ангелов Авраамом, приготовления к пиру. По сторонам ангелов, восседающих за пиршественным столом, представлены прислуживающие Авраам и Сарра. По сути дела, зримое изображение незримого божества превращается в жанровую картину, в которой показывается прием богатым хозяином очень важных и почетных гостей. Основу улановского колорита составляют «земные» зеленые, коричневатые и фиолетовые краски, и только слабое мерцание золота еще напоминает о возвышенном содержании этого сюжета. 

Имена иконописцев XV—XVII веков нам неизвестны. Возможно, дальнейшие работы по реставрации и изучению местных памятников восполнят этот пробел. Первые документальные известия об устюженских мастерах относятся к началу XVIII столетия. В переписной книге 1713 года упомянуты иконописцы Матвей Слескинцов и Потап Копыльцов. По «Ведомости», поданной в Главный магистрат устюженскими бурмистрами, в 1721 году иконописным промыслом в Устюжне занимались Семен Слескинцов, Иван Кольцов (Копыльцов?), Иван Русинов и Василий Бородин. В середине XVIII века старостой цеха иконописцев и позолотчиков был Василий Бельтенев. Кроме него, иконописью занимались Лев Копыльцов и Родион Копыльцов; Андрей Солодовников ходил в учениках. Произведения этих мастеров пока не выявлены.

 

Царские врата из Петропавловской церкви.
Кон. XVII — нач. XVIII в.

Устюженский музей обладает собранием произведений масляной живописи XVIII—XIX веков. Здесь имеются полотна русских художников И. К. Айвазовского, Б. М. Кустодиева, Ю. Ю. Клевера, К. Я. Крыжицкого и других. Уникальную ценность в этой коллекции составляют произведения безвестных крепостных живописцев, создавших интереснейшую портретную галерею дворян, имевших усадьбы в Устюженском уезде (Карауловых, Трусовых и других). Эти портреты, отличающиеся высокими художественными достоинствами, являются и важнейшими историческими памятниками, велика их роль в изучении культуры и быта русской провинции XVIII—XIX веков. В этой галерее есть и очень выразительные портреты столпов устюженского купечества XIX века — Поздеевых, Дьяковых, Копыльцовых.


В устюженских храмах было немало шедевров резьбы по дереву XVII—XVIII веков. Хранящиеся в местном музее царские врата XVII — начала XVIII столетия из церкви Петра и Павла являются одним из таких уникальных творений русских резчиков. Свой облик врата получили не сразу. 


Вначале они были значительно проще, декор их состоял лишь из плоскорельефной сквозной резьбы. Позднее, очевидно уже в начале XVIII века, на них были наложены новые обрамления живописных клейм со сложнейшей объемной резьбой, изображающей виноградные лозы. Вряд ли это работа местных мастеров.

 

Сведений о существовании искусных резчиков в Устюжне или в Устюженском уезде, а также их произведений пока не обнаружено, хотя, возможно, они и были. По характеру резьбы и композиционным приемам врата из Петропавловской церкви ближе к произведениям московских мастеров.

Но если устюженцы не проявили себя в резьбе иконостасной, то они заявили о себе как об искусных и оригинальных мастерах в резьбе бытовой, предназначенной для домашнего хозяйства. Самобытны устюженские прялки. Внешне они похожи на шекснинские прялки — «золоченки», но отличаются от них изукрашенной геометрической резьбой, высокой стойкой. Лопаска устюженских прялок невелика по размерам, декорирована трехгранновыемчатой резьбой с включением розеток, крестов, волнистой зубчатой линии, цепочки из ромбов и других символических знаков. В верхней части лопаски обычно вырезали «городки», а внизу делали своеобразные проушины.

Особое пристрастие питали устюженские резчики к древней солярной символике — разнообразным кругам с вписанными в них звездами и крестами, колесам, розеттам. Как известно, отражавшие астральную символику орнаментированные круглые привески в XI—XIII веках были широко распространены как у местных финно-угорских племен, так и у соприкасавшихся с ними новгородских словен и кривичей. В орнаментике прялок до наших дней дошли отзвуки языческих верований местного населения.

Прялки резные. XIX век

Большую ценность имеет коллекция пряничных досок XVIII—XIX веков, бытовавших в Устюжне и в уезде. Устюженские пряники были довольно большими. Это фигурки рыб, птиц, зверей, реже человека. Изображения их часто исполнены добродушного народного юмора и в гипертрофированном виде выявляют какую-либо характерную черту персонажа.


«Лев». Пряничная доска. XVIII в.

 

Сердитый лев яростно хлещет себя хвостом, пригнулся на коротких лапах, словно приготовился к прыжку. От злости он даже вытаращил глаза и высунул длинный язык. Но кисточка хвоста в виде сердечка, лапы словно в расшитых перчатках, ресницы вокруг глаз делают его злость игрушечной и забавной. На другой доске распустила хвост веером и важно выступает красавица пава. Изображали на пряничных досках ловившихся когда-то  в Мологе стерлядей. На одной такой доске стерлядь свернулась кольцом, а у ее головы вырезана подпись: «Вкусно сесь рыбку». Выпекали пряники в виде женской фигуры, одетой в разукрашенный народный костюм, с высоким остроконечным головным убором. Эта фигура, несомненно, имеет связь с образом древнеславянской Великой Богини, столь распространенным в местной вышивке. Пряники часто были и в форме мужичка в лаптях, в войлочной шляпе и с коробом на боку — коробейника.

 

Замки и ключи работы устюженских мастеров. XVIII в.

 

В сюжетах, в манере изображения птиц, животных и человека на устюженских пряничных досках также явно ощутимы глубинные пласты традиций народного искусства Северной Руси, уходящие в даль минувших столетий. Умение резчиков остро подметить и выявить типические черты животных, птиц и рыб, сохранить реалистическую убедительность художественного образа при всей его декоративной стилизованности, само их неодолимое тяготение к зооморфной пластике указывают на древние корни их искусства, на многовековой опыт народных мастеров, на живые традиции древнефинского и древнеславянского художественного наследия. 
Изделия кузнечного мастерства устюженцев нередко имели художественное значение.


Конец свадебного полотенца. Вышивка. XIX

 

Даже обычный плотничий и слесарный инструмент, веками развиваясь, обретал наиболее рациональные, совершенные в пластическом выражении функционального назначения формы, поднимающиеся до высоты подлинного искусства. Замки и ключи украшались геометрическим орнаментом, выполненным в технике литья и ковки, напоминающим узоры устюженских резных прялок. На стройное деревцо с корневищем и ветвями похожи изящные ярусные светцы с витым стволом. Разнообразны по форме личины замков, дверные навесные петли и щеколды. Узорчатым просечным железом украшались свесы кровель, «коруны» водосточных труб, навершия дымовых труб. Многие из подобных предметов и сейчас еще используются в быту местного населения. 

Повсеместно в Устюженском уезде было развито искусство народной вышивки. В собрании музея имеется ценная коллекция расшитых шерстью и шелком полотенец, женских праздничных одежд, поясов. Устюженские свадебные и праздничные полотенца отличались богатством декора. Обычно в них комбинировались тканые проставки с вышивкой и редко с кружевами. Получались многоярусные декоративные композиции, насчитывавшие иногда тринадцать и более орнаментальных регистров, нижний из которых состоял обычно из треугольных и полукруглых «мысов». Композиционный принцип декора устюженских свадебных полотенец, когда орнаментальные регистры как бы «подвешиваются» один к другому, напоминает декоративную систему финно-угорских шумящих украшений XI—XIII веков, частично воспринятую и расселившимися здесь славянами. Что же касается комбинированного использования в одной композиции проставок с различными видами вышивки и ткачества (а иногда и просто полосок кумача), полихромии тамбурной вышивки, то, согласно наблюдениям специалистов, эти черты сближают устюженскую вышивку с вышивкой Ярославской области и народов Поволжья. Обработка железа, Первые замки на Руси, Первые замки